Только два дела. Наталья Таубина, «Общественный вердикт»
За каждым из наших дел стоит человек, его дальнейшая жизнь, жизнь его близких, травма как физическая, так и психологическая, с которой они живут и как-то справляются. И зачастую они одни и поддержку, если получают, то от правозащитников и общественников - юристов, социальных работников, психологов. Государственные институты совершенно не устроены так, чтобы помочь пережившему пытки и его ближнему окружению справиться с этой травмой, вернуться в прежний социальный круг.
Меня часто просят привести примеры дел, по которым работает «Общественный вердикт». Как правило, просьбы исходят от журналистов и исследователей, как российских, так и иностранных. В первый момент начинаю соображать, какое же из десятков дел, сидящих в голове, самое яркое, чтобы его рассказать, и все стало бы сразу понятно. В следующий момент понимаю, что большинство дел при всех географических отличиях, разнообразии социального статуса пострадавших, по сути, братья-близнецы. События происходят в разных местах - в Москве и Иркутске, Сыктывкаре и Краснодаре. Жертвой может оказаться и студент, и учительница средней школы, и генерал, и режиссер, и сотрудник администрации, и таксист, и школьник, и рабочий, и журналист, и экономист. Но все дела объединяет поведение системы, где царит вседозволенность, плохая, иными словами, не соответствующая современным стандартам подготовка, отсутствие уважения к человеку и, вообще, отсутствие восприятия его достоинства, помноженные на неэффективный контроль и нежелание привлекать виновных к ответственности.
Но вот дело, которое одно из первых оказалось в производстве «Вердикта» и которое меня сильно зацепило тогда, и до сих не отпускает. Это было много лет назад, зимой. В одном из спальных районов Москвы ограбили магазин. Вызвали милицию, приехала группа, включая следователей, которые сразу приступили к делу. Стояла глухая морозная ночь, хотелось поскорее закончить с осмотром места происшествия. Они оглядели окна высотных домов, увидели одно освещённое и пошли в подъезд. На стук или звонок открыл молодой человек. Его скрутили, спустили вниз, заставили потоптаться около магазина, провести рукой по стеклу. И вот он готов подозреваемый. Но у нас же, как известно, «признание - царица доказательств». Поэтому молодого человека отвезли в отдел милиции и начали над ним издеваться, пытаясь выбить признание. Не помогали его слова о том, что он студент, МИФИ, сессия, готовился к экзаменам и поэтому не спал.
Нам стоило нескольких лет, чтобы привлечь к ответственности эту следственную группу. И получилось это, скорее всего, потому, что та же следственная группа попалась еще на одном деле, и так случилось, что это дело тоже попало к нам. Вот так, в комплексе, и привлекли следователей к ответственности. Студент долгое время был в тяжелом психологическом состоянии, с ним работал психолог, постепенно жизнь нормализовалась, и он даже на последних этапах согласился участвовать в рассмотрении дела в суде и дать свои показания. В первые месяцы после случившегося для него это была сильная травма.
Событиям уже более десяти лет, а я все думаю, что же меня зацепило в этом деле. То ли то, что студент моей альма-матер. То ли то, что вот так в одну секунду любой может превратиться в подозреваемого, а в следующую - испытывать муки насилия. То ли то, что система три года отказывалась признавать очевидное. Похоже все сразу.
С тех пор, с одной стороны, многое изменилось. Нам удается чаще привлекать к ответственности преступников в погонах, мы чаще слышим в СМИ и в выступлениях чиновников о проблемах в полиции. Но, с другой стороны, мы не перестали работать по подобным делам. И вот это ощущение, что в любой момент любой из нас может оказаться жертвой полицейского насилия, никуда не исчезло.
Только один пример из сегодняшних дел «Вердикта». События произошли в 2013 году, уже после активной фазы реформы. Мардирос Демерчян, рабочий одной из олимпийских строек в Сочи, долго не получал зарплату. После того, как он в очередной раз потребовал выплатить ему деньги, управляющий пригласил его приехать на стройку. На месте Мардироса уже ждали полицейские. Его задержали, привезли в отдел полиции, где жестоко пытали, добиваясь признания в краже кабеля. Из полицейского участка Мардироса увезла скорая.
Он пожаловался на действия полицейских. В результате Cледственный комитет возбудил дело в отношении самого Мардироса за «ложный донос». Уже один раз мы смогли добиться отмены решения суда, признавшего строителя виновным в «ложном доносе», и отправки дела на новое расследование. На дворе середина 2016 года. Дело о пытках так и не расследуется. А вот к обвинению в «ложном доносе» в результате «обновленного» расследования добавилось и обвинение в краже кабеля. Впереди новый суд.
Три года мы добиваемся от следователей адекватной реакции на жалобу на пытки. Мы уже подали жалобу в ЕСПЧ. Но правоохранительная машина устроена так, что раз по этому событию есть возбужденное дело о «ложном доносе», то дела о пытках быть не может.
За каждым из наших дел стоит человек, его дальнейшая жизнь, жизнь его близких, травма как физическая, так и психологическая, с которой они живут и как-то справляются. И зачастую они одни и поддержку, если получают, то от правозащитников и общественников - юристов, социальных работников, психологов. Государственные институты совершенно не устроены так, чтобы помочь пережившему пытки и его ближнему окружению справиться с этой травмой, вернуться в прежний социальный круг.
26 июня, в Международный день солидарности с жертвами пыток во многих странах мирах на разных языках говорят о пытках и жестоком обращении в полиции, в тюрьмах, других закрытых институтах. Проблема носит глобальный характер. В ряде стран через грамотно спланированные и проведенные реформы удалось снизить уровень распространенности пыток. Немаловажную роль в этих процессах играли и играют гражданские, правозащитные организации, юристы и адвокаты, психологи и медицинские работники. Их усилия становятся более успешными в тех странах, где запрос на борьбу с пытками и жестоким обращением со стороны общества четко артикулирован, и общество через разные механизмы вовлечено в контроль за правоохранительными органами.
В нашей стране реформа конца нулевых не привела к значимому сокращению уровня распространенности пыток, не привела к перестройке работы правоохранительной системы, при которой использовать незаконное насилие было бы просто невыгодно. А значит нам всем еще много чего предстоит сделать. И я убеждена, что участие общества и контроль со стороны общества одно из ключевых звеньев в решении этой непростой задачи.
